Зима вошла в свои ледяные права. И город, в снегу и льду, так притягательно прекрасен, рассыпавшись ночными фонарями за окном, когда я смотрю в его спокойные космические глаза, находясь в мимо несущемся поезде. У проводницы узнаю, что город называется Горький. Происходит это так:
- Это был Горький?
- Да, это был Горький.
Я помешиваю сахар в кофе и расскрываю пачку медовых печений. Отхлебываю кофе, думаю: "Горький... надо обязательно там побывать, где-нибудь в марте." Сыплю еще сахара в кофе. "Надо обязательно там побывать... где-нибудь в марте" - думаю я, надкусывая печенье. "Надо... обязательно". Засыпаю. Утром я в Москве. В три часа дня - на свадьбе двоюродного брата. Кричат: "Горько!". Думаю: "Где-нибудь в марте...". Вижу как морщится дядя, выпив водки. "Горький..." - тихо размышляю я. "Мать!" - кричит захмелевший двоюродный брат. "Надо побывать..." - тихо шепчу я. Совсем осоловевший отец лезет поцеловать невестку с языком, всмысле - поцеловать с языком. Получает по мордасам от сына. Влезает сосед, неуспевает и предложения составить еле поворачивающим языком, - получает по мордасам. Женщины пытаются разредить обстановку, кричат: "Горький, горький, горький!". Женщины тоже получают по мордасам. Остались дети. Они тоже получают по мордасам. Дети плачут, женщины плачут, отцы плачут, одна невестка истерично смеется. Под шумиху и общую неразбериху я тырю деньги из хрустальной туфельки. Также крестовую отвертку из подарочного набора инструментов мужу. Держа её на подобии ножа для самообороны, пробираюсь к выходу, попутно, со словами: "Горько... Горький вашу мать", - втыкаю её в позвоночник невесты...
Где там рыдают женщины и дети, их отцы и мужья, новоиспеченый муж-вдовец, а я покупаю белет до Горького.